Я не знаю почему мне такое увиделось: как будто я проглотила тебя, потом вытащила обратно, откусила твои уши, а на их месте появились крылья, как у бабочек, и ты улетел. Я не знаю зачем всё это и почему. Я не знаю хочу я от этого избавиться или поглотиться этим настолько, насколько это возможно и невозможно. А ещё, говорят, что у тебя нет души, а мне до ужаса хочется это выяснить.

Настроение такое... если бы умела, то написала бы музыку и стихи.

"Иногда, когда ей бывало особенно плохо, она подозревала, что вокруг неё плетутся заговоры, а если их и не существовало в действительности, кто-то, наверно, незаметно всунул осколки льда в её глаза, так что она потеряла способность видеть вещи в истинном свете. Или, наоборот, только она могла всё видеть правильно, а остальные утратили эту способность."

"Жить - значит жить для других. Все мы питаемся друг от друга. Пусть хоть иногда теплится огонёк доброты... Не надо отказываться от неё. Доброта придаёт человеку силы, если ему трудно живется."

"- Я счастлива и хочу, чтобы ты тоже был счастлив. Я безмерно счастлива. Ты, и только ты у меня в мыслях, когда я просыпаюсь и когда засыпаю. Другого я ничего не знаю. Я думаю о нас обоих, и в голове у меня словно серебряные колокольчики звенят... а иной раз - будто скрипка играет... Улицы полны нами, словно музыкой... Иногда в эту музыку врываются людские голоса, перед глазами проносится картина, словно кадр из фильма... Но музыка звучит... Звучит постоянно..."

"- Я знаю, - спокойно сказала она. - Ты смеёшься надо мной. Я это знаю, но мне всё равно. Я чувствую, что снова живу, и чувствую это всем своим существом... Я дышу не так, как дышала, мой сон уже не тот, что прежде, мои пальцы снова стали чуткими, и руки мои не пусты, и мне безразлично, что ты обо всём этом думаешь и что скажешь... Ничуть не задумываясь, я с разбегу бросаюсь в омут... И я счастлива... Я без опаски говорю тебе об этом, пусть даже ты будешь смеяться и издеваться надо мной."

"— Мы слишком много торчим в комнатах...Вечер был сырой и теплый. Рваные облака плыли низко над городом. Перед рестораном "Фуке" на тротуаре стояли круглые жаровни, стулья и столики. За одним из них сидел Морозов.Он помахал Равику рукой:
— Садись, выпьем.
Равик подсел к нему.
— Мы слишком много торчим в комнатах, — заявил Морозов. — Как по-твоему?
— Про тебя этого не скажешь. Ты вечно торчишь на улице перед "Шехерезадой".
— Оставь свою жалкую логику, мальчик. По вечерам я представляю собой своего рода двуногую дверь в "Шехерезаду", но никак не человека на лоне природы. Повторяю: мы слишком много времени торчим в комнатах. Слишком много думаем в четырех стенах. Слишком много живем и отчаиваемся взаперти. А на лоне природы разве можно впасть в отчаяние?
— Еще как! — сказал Равик.
— Опять-таки потому, что мы очень привыкли к комнатам. А сольешься с природой — никогда не станешь отчаиваться. Да и само отчаяние среди лесов и полей выглядит куда приличнее, нежели в отдельной квартире с ванной и кухней. И даже как-то уютнее. Не возражай! Стремление противоречить свидетельствует об ограниченности духа, свойственной Западу. Скажи сам — разве я не прав? Сегодня у меня свободный вечер, и я хочу насладиться жизнью. Замечу кстати, мы и пьем слишком много в комнатах.
— И мочимся слишком много в комнатах.
— Убирайся к черту со своей иронией. Факты бытия просты и тривиальны. Лишь наша фантазия способна их оживить. Она превращает факты, эти шесты с веревками для сушки белья, во флагштоки, на которых развеваются полинялые знамена наших грез. Разве я не прав?
— Нисколько.
— Верно, не прав, да и не стремлюсь быть правым.
— Нет, ты конечно, прав.
— Ладно, хватит. Между прочим, добавлю, что мы и спим слишком много в комнатах. Превращаемся в мебель. Каменные громады домов переломили нам спинной хребет. Чем мы стали? Ходячей мебелью, сейфами, арендными договорами, получателями жалованья, кухонными горшками и ватерклозетами.
— Правильно, мы стали ходячими рупорами идей, военными заводами, приютами для слепых и сумасшедшими домами.
— Не прерывай меня. Пей, молчи и живи, убийца со скальпелем. Посмотри, что с нами стало? Насколько мне известно, только у древних греков были боги вина и веселья — Вакх и Дионис. А у нас вместо них — Фрейд, комплекс неполноценности и психоанализ, боязнь громких слов в любви и склонность к громким словам в политике. Скучная мы порода, не правда ли? — Морозов хитро подмигнул.
— Старый, черствый циник, обуреваемый мечтами, — сказал Равик.
Морозов ухмыльнулся.
— Жалкий романтик, лишенный иллюзий и временно именуемый в этой короткой жизни Равик.
— Весьма короткой. Под именем Равик я живу уже свою третью жизнь. Что это за водка? Польская?
— Латвийская. Из Риги. Лучше не найдешь. Налей себе... И давай-ка посидим, полюбуемся красивейшей в мире улицей, восславим этот мягкий вечер и хладнокровно плюнем отчаянию в морду.
В жаровнях потрескивал уголь. Уличный скрипач стал на краю тротуара и начал наигрывать "Aupres de ma blonde" 1. Прохожие толкали его, смычок царапал и дергал струны, но музыкант продолжал играть, словно кругом не было ни души. Скрипка звучала сухо и пусто. Казалось, она замерзает. Между столиками сновали два марокканца, предлагая ковры из яркого искусственного шелка.
Появились мальчишки-газетчики с вечерними выпусками. Морозов купил "Пари суар" и "Энтрансижан", просмотрел заголовки и отложил газеты в сторону.
— Фальшивомонетчики, — пробурчал он. — Тебе никогда не приходило в голову, что мы живем в век фальшивомонетчиков?
— Нет, мне кажется, мы живем в век консервов.
— Консервов? Почему?
Равик показал на газеты.
— Нам больше не нужно думать. Все за нас заранее продумано, разжевано и даже пережито. Консервы! Остается только открывать банки. Доставка на дом три раза в день. Ничего не надо сеять, выращивать, кипятить па огне раздумий, сомнений и тоски. Консервы. — Он усмехнулся. — Нелегко мы живем, Борис. Разве что дешево.
— Мы живем как фальшивомонетчики. — Морозов высоко поднял газеты и потряс ими. — Полюбуйся! Они строят военные заводы и утверждают, что хотят мира. Они строят концентрационные лагеря, а выдают себя за поборников правды. Политическая нетерпимость выступает под личиной справедливости, политические гангстеры прикидываются благодетелями человечества, свобода стала крикливым лозунгом властолюбцев. Фальшивые деньги! Фальшивая духовная монета! Лживая пропаганда! Кухонный макиавеллизм. Гордые идеалы в руках подонков. Откуда здесь взяться честности?..
Он скомкал газеты и швырнул на мостовую.
— Мы и газет слишком много читаем в комнатах, — заметил Равик.
Морозов рассмеялся.
— Совершенно верно! А на лоне природы они ни к чему. Разве что костры разжигать..."

"Конечно, со стороны очень легко укоризненно покачивать головой и призывать к благоразумию. Будь оно трижды проклято, это благоразумие! Все не так просто! Жизнь есть жизнь, она не стоит ничего и стоит бесконечно много. От нее можно отказаться - это нехитро. Но разве одновременно не отказываешься и от мести, от всего, что ежедневно, ежечасно высмеивается, оплевывается, над чем глумятся, что зовется верой в человечность и в человечество? Эта вера живет вопреки всему. Хоть она и пуста, твоя жизнь, но ее не выбросишь, как стреляную гильзу! Она еще сгодится для борьбы, когда настанет час, она еще понадобится. Не ради себя самого, и даже не во имя мести - как бы слепо ты ни жаждал ее, - не из эгоизма и даже не из альтруизма - так или иначе, но все равно надо вытаскивать этот мир из крови и грязи, и пусть ты вытащишь его хоть на вершок - все равно важно, что ты непрестанно боролся, просто боролся. И пока ты дышишь, не упускай случая возобновить борьбу. Но ожидание разъедает душу. Быть может, оно вообще безнадежно. К тому же в глубине души живет страх, что, когда пробьет час, ты окажешься разбитым, подточенным, истомленным этим нескончаемым ожиданием, слишком выдохшимся, и не сможешь встать в строй и зашагать в одной шеренге с другими! Не потому ли ты пытался вытоптать в своей памяти все, что гложет нервы, безжалостно вытравить все это сарказмом, иронией и даже какой-то особой сентиментальностью, бежать, укрыться в другом человеке, в чужом "я"? И все же снова и снова тобой овладевает бессилие, отдавая тебя на милость сна и призраков прошлого."

В очередной раз вдохновилась людьми. Снова хочется жить и меняться. Вести себя прилично так, как я это понимаю и как мне это удобно. Скоро Новый год и день рождения, хочется уже как-то принять себя и своё состояние, устаканиться и успокоиться.

Вроде всё нормально, живу одна себе и никто мне не нужен. Но иногда как накатит, до невыносимости, до желания кричать, реветь и биться о стены. Одиночество, это слово прорывается наружу и крушит всё, что мне удалось построить. Это замкнутый круг, парадокс - пока я не построю и не полюблю саму себя, меня никто не полюбит. Конечно, у меня есть близкие люди, любящие, принимающие (привет, Бриджит) меня такой, какая я есть. Но нет среди них того самого человека, которого я вижу каждый раз, закрывая глаза, каждый раз, оставаясь наедине с собой, своми мыслями и мечтами. И речь не только о любви, но и о дружбе. И речь не столько о любви, сколько о дружбе.

Смотрела не дыша и мурашки всю прям замурашили. Такое всё родное, такое любимое. Я от счастья весь фильм прореву наверное. Мартин Фриман просто идеальный Бильбо, а какие чудесные гномы. Мистер Смит, Галадриель, Гендальф, Саруман, Горлум, старенький Бильбо и даже Элайджу Вуда заманили, не говоря уж про Стивена Фрая и, значащегося в сценаристах, Гильермо дель Торо. Все на своих местах, посмотрим, будет ли всё ♥

P.S А ещё Камамбер - озвучивает дракона =)

Каст Мерлина подкидывает мне прекрасных исполнителей. Вчера вот Bradley James запостил в Твиттер клип группы Of Monsters and men:



Мне так понравилось, что я скачала альбом. Наслушаться не могу как чудесно всё ♥

Сижу уже лишние пол часа на работе. Не хочется домой, а в кино ничего стоящего не идёт.
Третий месяц у меня гостит мама, которая, наконец-то, ушла от своего мужа. Но пока в её квартире жить просто невозможно, так что приходится уживаться как-то в одной моей комнате, с моим агрессивным котом. Мы с мамой как-будто привязанные друг к другу, ещё и работаем вместе, хорошо хоть в разных кабинетах. Это мне компенсация наверное, за все те годы, что она не обращала на меня внимания. Мне так хочется ей высказать всё, что накипело, но это её просто убьёт. И я молчу, и мы ругаемся всё время, потому что она пытается меня воспитывать, а мне хочется кричать "где ты раньше была?". Пытается меня подчинить - "я твоя мать и ты должна меня слушать!" - как-будто мне всё ещё десять лет. Ей много пришлось вытерпеть, но она так зарылась в это, чуть что сразу - "разве ты не понимаешь, как мне плохо?" - ну так сделай хорошо, никто ведь не мешает. Хотя, может есть какие-то причины, о которых я не знаю. Что меня больше всего раздражает, так это то, что она не может мобилизовать себя и сделать всё, что нужно, для новой жизни. Такое впечатление, что мама у нас я. Не первый раз оказываюсь в такой вот реверсивной ситуации, парнем в отношениях мне уже "посчастливилось" побывать. Но отношения с парнем можно разорвать, а с мамой... я не знаю, что мне с ней делать...